Похищенная "Радуга". Кто лишил детей, больных раком, отдыха

Природа, сосны, свежий воздух рядом с городом — в России в таких местах чаще всего растут дорогие чиновничьи и бизнес-анклавы. Но в этот раз в хвойном лесу Липецкой области должен был открыться реабилитационный лагерь для детей, которые больны раком. Должен был — слово ключевое.

Детский лагерь "Радуга" легко не заметить: ржавые ворота и вывеска минувшего века теряются на фоне бурьяна, лишь свежий металлический забор режет глаз современностью на фоне дряхлой истории.

Когда-то — в далёком 1956 году — лагерь был популярен: сперва тут отдыхали дети рабочих местного завода, позже строем заходили оптимистичные пионеры со всей области. После развала Союза иногда завозили школьников, но лагерь ветшал, денег на ремонт не находили, и в тот день, когда запас прочности советских корпусов, туалетов и столовых иссяк, место отдыха тихо прикрыли.

По разрушенным домикам ещё раскиданы медицинские справки прошлых школьников, сообщающие радостную новость: больных педикулёзом нет. Других оптимистичных новостей с 2010-го, когда и был последний заезд, не поступало. "Радуге" оставалось лишь тихо догнивать в сосновом бору.

На шести гектарах раскиданы беседки, домики, даже огромный театр. Крыша театра стоит на резных разноцветных колоннах, под ней сцена — на сцене ещё видна нарисованная радуга, лодка, солнце и луна. Но сегодня они похожи, скорее, на грустный смайл — детскую мордашку с перевёрнутой улыбкой. Наверно, по ночам здесь ещё могут появляться тени весёлых советских пионеров, но днём царит запустение. И прекрасное прошлое разваливается на глазах. Если о лагере не заботиться, то все беседки-домики ненавязчиво рухнут сами собой через несколько лет.

В 2016 году всё почти изменилось.

— Вот здесь у нас персонал, здесь ресепшен и волонтеры жить будут, здесь — дети и родители, — Альбина Корнева показывает, где и что доведут до ума в ближайшее время. По "Радуге" бегают рабочие, распаковывают лавочки, прибивают плинтуса, проверяют проводку — основные ремонтные работы уже закончились. Отреставрированный лагерь начинается сразу за забором, а на фоне, чуть вдалеке, ещё красуется советское прошлое в виде полуразваленных корпусов.

Здесь в 2016-м построили второй в России реабилитационный центр для тяжёлых онкобольных детей, он должен был называться "Лазори". В отреставрированные домики в сентябре должны были заехать родители с детьми, которых здесь ждал не только свежий воздух, но и работа с психологами, различные виды необходимой терапии, да и простое общение и игры. Лагерь построили на спонсорские деньги, не привлекая бюджетные средства. Единственный кроме этого и тоже частный детский реабилитационный центр "Шередарь" находится в Подмосковье.

Альбина — блондинка сорока четырёх лет с зычным голосом и хорошим чувством юмора, хваткая и волевая, такими, наверное, в классической литературе рисовали боярынь или купчих, но в современном мире она бизнес-леди. У неё в Липецке — сеть кулинарных магазинов. Однако в городе она известна не как кулинар. В 2007-м Альбина основала в Липецке некоммерческий фонд "Дети и родители против рака".

Местные жители говорят, что благодаря фонду за почти десять лет в Липецке с нуля создали детское онкологическое отделение, купили на деньги спонсоров наркозный аппарат, УЗИ-аппарат, фонд постоянно помогает родителям, малыши которых столкнулись с ужасным диагнозом — рак.

У моего ребенка — рак: осознание этого диагноза как приговор прозвучало для Альбины в 2006 году, когда заболел её трёхлетний сын. Тогда всё и началось. Целый год она возила сына по больницам, ездила в Москву, сын выздоравливал, через год — рецидив, и всё повторялось. Сама она говорит, что тогда, наверное, поняла, что такое ад.

— Фонд "Подари жизнь" снимал всем, кто приезжал лечиться, квартиру, в Москве мы на одной квартире жили в пять семей. Просто понимаешь, когда вот это пройдёшь или когда у тебя на карточке 18 тысяч осталось, а завтра ребёнку будут делать тяжёлую химию, и одна ампула стоит 9 тысяч, а этих ампул нужно семь, — ты просто совсем по-другому на жизнь смотришь, совсем по-другому воспринимаешь всё. Когда у ребёнка кровь хлещет из носа и ушей после процедуры, он говорит: "Мамочка, я умираю", а ты ему говоришь: "Нет, ты не умрешь". Когда сидишь с ребёнком до часу ночи в палате, выходишь, а там рядом молодая мама плачет, говорит: нужна МРТ, а на МРТ денег нет, а без неё и операции не будет. И ты уже ей пытаешься помочь. Посмотрев всё это, становишься немного чокнутой.

Свою "чокнутость" Альбина направила на строительство лагеря, которое пробивала с 2013 года. В Москве на семинаре она познакомилась с Терри Дигнамом — всемирно известным специалистом, который создает центры для тяжёлых онкобольных детей по всему миру. Он доказывает, что кроме лечения детям необходимо общение, которого они часто бывают лишены. Подобных центров в России почти нет, и Альбина решила создать свой. Чтобы запустить проект, пришлось выходить на главу региона.

— Я вообще за Олегом Петровичем (Королёвым — Прим.ред.), за губернатором, бегаю давно. Я случайно об этом лагере узнала в 2013 году. Подошла к Олегу Петровичу, говорю, у вас есть вот лагерь, он уже много лет, как заброшен, дайте мне небольшой кусок, мы вот на нём сделаем центр реабилитации и всё. Он дал команду, и с нами заключили договор.

Единственная проблема заключалась в том, что земля числилась в лесном фонде и была в пользовании у областного учреждения "Центр развития добровольчества". Однако благотворитель и власти договорились между собой — земля осталась за муниципальным учреждением, заведовать постройкой лагеря стала Альбина. А землю из лесного фонда со временем надеялись перевести, чтобы уже официально можно было на ней строить и сносить.

— Вызвали меня в управление лесов и говорят: "Альбина, понимаешь, это будет таких бешеных денег стоить, мы понимаем, что у фонда денег нету, давай мы оформим всё на Центр развития добровольчества". Ну, мне какая разница — давай, говорю.

Потом Альбина искала спонсоров. Она ходила по компаниям, встречалась с предпринимателями, чиновниками, всеми, кто может дать денег. Сперва средств хватило на один корпус. Затем она встретила мецената, который согласился дать денег. Борис Жилин, инвестор и бизнесмен, его отец умер от рака, и он согласился спонсировать реабилитационный центр, утвердив смету на 67 миллионов рублей.

В августе 2016 года стройка лагеря завершалась: из 6 гектаров под реабилитационный центр оборудовали 2 гектара, перестроили и капитально отремонтировали корпуса, возвели беседку, поставили детскую площадку, брусчаткой выложили дорожки, снесли ветхий советский туалет — там построили столовую.

Как выяснилось, снесённый туалет и переполнил чиновничью чашу терпения. За минувший год в Центре развития добровольчества, который арендовал землю, и в Управлении молодёжной политики Липецкой области, которому этот центр подконтролен, сменилось руководство. И новое руководство летом 2016 года заявило, что Альбина всё делает не так.

Суть претензий заключается в том, что территорию лагеря, несмотря на все просьбы, так и не перевели из лесного фонда. Стало быть, там нельзя проводить капитальный ремонт и сносить уже построенные здания. То есть снесённый туалет и отремонтированные корпуса нарушают закон. Поэтому в конце августа почти построенный детский реабилитационный лагерь для онкобольных детей оповестили: открытия не будет, будет снос.

На место выехали многочисленные комиссии из Липецкой области, которые резюмировали — нарушения налицо: туалет необходимо восстановить, ремонт корпусов остановить и лагерь вернуть в советское прошлое, то есть буквально убрать всё: и дорожки, и беседки, и соляную пещеру, и комнату терапии, и всё прочее, что не укладывается в регламент. Снести лагерь постановили к 3 октября.

— Конечно, я понимаю, что я не имела права строить эти здания для детей — я должна была ждать. Но вот смотрите, появился благотворитель, который даёт деньги, нужно было строить. Когда вот начали отнимать — я говорю: Боря, мне, если честно, очень стыдно, что вот власти начали отнимать. Я говорю: всё, что могу продать — это квартиру, кафе — вернуть тебе деньги. Но то, что к детям так отнеслись власти, мне стыдно. Я иногда думаю, проще ничего, наверное, здесь не делать — пусть разваливается и всё.

Дмитрий Подхалюзин и Ольга Решитько сидят в белом кабинете за лакированным столом. Здание, в котором они сидят, если смотреть с улицы, напоминает крепость с двумя рядами защитных стен. Здесь располагается Управление молодёжной политики Липецкой области, здесь же базируется и Центр развития добровольчества. Местные жители шутят, что в кабинетах вызревают личинки чиновников, но шутят об этом тихо, подразумевая, что просто так в это заведение на работу не берут. Возможно, это такой современный липецкий фольклор.

Дмитрию 24 года, у него слегка вытянутое и будто расстроенное лицо, круглая голова, волосы на голове коротко подстрижены, на нём слегка потёртый пиджак. Дмитрий окончил факультет технологии предпринимательства и курсы лидерства, раньше он вёл липецкие мероприятия, теперь он директор Центра развития добровольчества. Говорит Дмитрий спокойно, но когда волнуется, то проговаривает фразы медленнее и чётче, будто бы добавляя себе весомости.

Ольге 27 лет, она хорошо одета, на руке у неё дорогие швейцарские часы. Ольга раньше возглавляла молодёжную партийную организацию. Она говорит подчёркнуто тихо и слегка нравоучительно. Иногда улыбается — только губами, словно компенсирует паузы в разговоре. Ольга сперва просит поприсутствовать на встрече с Дмитрием, но не упоминать, что она была в кабинете. Потом Ольга вежливо интересуется — на чьей мы стороне. Ольга — начальник Дмитрия, она возглавляет Управление молодёжной политики Липецкой области.

Разговаривать о реабилитационном лагере для больных раком детей с Дмитрием и Ольгой сложно: в беседе будто бы постоянно требуется перевод с нормального человеческого языка на чиновничий канцелярит, будто беседуешь не с живым существом, а с роботом, который составляет из готовых штампов некое подобие фраз, но это, конечно, субъективное впечатление.

— Договорённостей никаких устных не было, был договор, который регулировал наши отношения, — начинает Дмитрий. В это время Ольга сидит и спокойно кивает. Оба подчёркивают, что лагерь Альбина получала при прошлых начальниках, а они ориентируются на уже подписанные бумаги.

— По этому договору Альбина Викторовна могла производить ремонт уже имеющихся сооружений, — продолжает Дмитрий. — Э-э-э, по договору и согласно Лесному кодексу Российской Федерации, никаких новых построек она там не могла производить.

— Но вы же видели, в каком состоянии находились здания и что без капитального ремонта там не обойтись?

— Здесь правильнее сказать: Альбина Викторовна видела, в каком состоянии находятся эти здания, и договор она видела и его подписывала. Договор был подписан в 2014 году, я тогда ещё не стоял у руля Центра добровольчества. Она имеет право производить ремонт уже имеющихся зданий, в дальнейшем она начала реконструкцию этих зданий, на что ей было написано письмо, что таких действий вести нельзя. Если вы хотите построить лагерь для онкобольных детей, нужно заниматься этим вопросом с начала и до конца, чтобы не получилось у нас новой Карелии на территории Липецка и прочих других случаев, которые неоднократно происходят у нас на территории страны, — закончив, Дмитрий делает многозначительную паузу.

— И какая судьба сейчас ждёт этот лагерь?

— Я считаю, что всё нужно приводить в норму. А не так, что появляются деньги от спонсоров и их нужно тратить как можно быстрее, как объясняет Альбина Викторовна, ведь деньги нужно тратить с умом, — резюмирует Дмитрий. Ольга согласно кивает.

Дмитрий уверяет, что лесной участок был передан Центру добровольчества лишь в начале 2016 года и за это время нельзя было перевести лагерь из лесного фонда, а потому и строить ничего там было нельзя. По мере беседы с молодыми людьми в комнате нарастает ощущение безысходности, безнадёга почти физически выплёскивается из папок для бумаг на лакированный стол, просачивается через документы, не цепляясь даже за знаки препинания.

Кажется, что ты зашёл в кабинет, не изучив все кодексы мира, и уже потому виновен, как будто речь идёт не о лагере для больных раком детей, а о каком-то параграфе в докладе на очередном симпозиуме по бюрократическому делопроизводству. В общем, атмосфера царит гнетущая, но тут Ольга прекращает кивать и подводит итог беседе.

— Финал у нас один — действовать по закону. В настоящий момент у Центра развития добровольчества есть предписание от Центра лесного хозяйства исправить все нарушения, которые были выявлены в рамках выездной внеплановой проверки. Снести дорожки, разобрать построенные здания. В части строительства снесённого туалета — тут могут быть разные варианты — возможно просто возмещение ущерба, около десяти тысяч рублей, ведь мы с вами не забываем, что это собственность областная!

— А что с детским реабилитационным лагерем будет?

— В настоящее время Центр развития добровольчества направил извещение о расторжении договора в одностороннем порядке, — говорит спокойно Ольга, замолкает и внимательно смотрит перед собой.

Когда мы выходим из кабинета, в холле рядом с вывеской "Управление молодёжной политики Липецкой области" стоит шкаф, на нижней полке которого одиноко покоится закрытая коробка с надписью "Твоя мечта — в твоих руках". На миг кажется, что в этом здании такую коробку лучше не открывать.

— Сегодня у меня штраф и предписание за использование лесного фонда Альбиной Викторовной, а что дальше будет? — Дмитрий грустно качает аккуратно подстриженной головой и сопровождает на улицу.

— Вы посмотрите, вот интересная статья — "Полицеймако целует руки липчанке", — редактор одного из самых популярных липецких порталов, Евгений Федерякин, кликает по ссылке.

На экране компьютера появляется фотография столичного актёра и Альбины Корневой. В мае этого года в Липецке проходил благотворительный марафон в помощь онкобольным детям, тогда официально заявили о том, что детскому реабилитационному лагерю — быть. Михаил Полицеймако был в городе на гастролях и благодарил фонд "Дети и родители против рака" за то, что они делают.

Как и столичный житель Полицеймако, весь город Липецк знал, что лагерь "Радуга" перестраивают, да и в фонде этого не скрывали, регулярно сообщая о том в социальных сетях. Также об этом писали СМИ. Почему властям нужно было тянуть до сентября и останавливать стройку тогда, когда лагерь уже готов, — этого Евгений не понимает.

— Вообще ситуация очень печальная, — говорит журналист. — Непонятно, зачем это властям понадобилось. Такое ощущение, что весь город выступает за Альбину, за этот лагерь, и только власти уцепились. И позиция губернатора, ведь зелёный свет на всё строительство давал ей он на самом деле, и хотелось бы его позицию услышать по этому вопросу.

С начала конфликта в журналистских кругах Липецка тему с лагерем обсуждают только относительно независимые от краевой власти СМИ, у других на эту тему запрет, её стараются не обсуждать и в вёрстку не ставить.

Евгений Федерякин вспоминает, что с 2007 года Альбина всегда была в центре внимания. Одно время журналисты даже пытались найти компромат на очередной, как им тогда казалось, благотворительный фонд, но ничего обнаружить не удалось. С тех пор ситуация не менялась — менялись лишь оборудование для больницы, купленное фондом на деньги спонсоров и фамилии отправленных на лечение малышей.

— В начале сентября был митинг в защиту лагеря — собирали подписи, все, конечно, возмутились. А сейчас вроде как поутихло — все ждут, может, чего изменится, не знаю.

Липецкие власти попытались исправить ситуацию и после скандала с лагерем, но сделали это своеобразно — заявили: теперь всех детей будут принимать в областном детском лагере "Мечта".

— Но там лагерь для детей от 14 до 18 лет, а что делать малышам? К тому же это обычный лагерь для здоровых детей, там нет условий для онкобольных. Да и вообще, неужели вот до всего этого скандала нельзя было сделать реабилитационный центр на областном уровне. Плохая ситуация очень, — завершает Евгений и выключает компьютер. Полицеймако и Альбина исчезают в темноте монитора.

В закате над Липецком хорошо виден дым, валящий из труб. Город по периметру практически окружён промышленными производствами, поэтому показатель по онкозаболеваемости в полумиллионном городе высок. Если верить статистике фонда "Дети и родители против рака", в Липецкой области страшный диагноз поставили 583 малышам.

Милане три с половиной года. Она прыгает на зелёном резиновом мяче, катается на красном игрушечном ослике, бодро подкидывает вверх разноцветные игрушки, и, пожалуй, даже слишком активно пожимает лапу своему любимому домашнему питомцу — бульдогу по кличке Хал.

— Раз-два-три, прыг! — кричит Милана и вновь подпрыгивает, чтобы перебежать с одного конца комнаты в другой. Если не знать, никогда не скажешь, что у Миланы был рак. Нефробластома — онкология почки — так звучит официальный диагноз.

— Через месяц, когда она родилась, врачи увидели на снимке, что от почки только ободок такой небольшой здоровый остался, всё остальное — уже опухоль, — говорит Екатерина, мама Миланы. Она добавляет, что единственное, что было в этой ситуации хорошего, — Милана была ещё слишком маленькая, чтобы понимать, что такое боль и химиотерапия. После рака у неё нет прививок, поэтому ей нельзя в детский сад. После химиотерапии у девочки гипотонус мышц, и нужно больше гулять и общаться со сверстниками. Конечно, у Миланы есть годовалая сестра Дарина.

— Но вы сами понимаете, это очень маленький круг общения, — шутит Екатерина.

Когда родители Миланы узнали о том, что в Липецкой области появится благотворительный лагерь для онкобольных, они очень обрадовались. Когда власти закрыли лагерь, они вместе с другими родителями вышли на митинг. 10 сентября они с детьми стояли на площади напротив здания областной администрации, но в здании лишь задёрнули шторки на окнах.

— А что было на физкультуре?

— Все бегали, я ходила.

— А на рисовании, что рисовали?

— Яблоки.

— Опять яблоки?

— Ну да.

Восьмилетняя Соня не по годам спокойна и иронична. Из школы её забирает мама Алина и вместе с её сестрой, семилетней Лизой, ведёт домой.

Соня улыбается и несёт в руках две игрушки — это лемур и панда. Лемура зовут Юха, а панду, как говорит Соня, можно звать как угодно, но она его кличет Паней, чтобы было привычно. Дома у Сони ещё много игрушек. И каждая игрушка для Сони — это, наверное, как медаль. В пять лет у неё обнаружили лейкоз — рак крови. И после каждого серьёзного похода к врачу, пункции или химиотерапии мама покупала Соне мягкую игрушку.

— Вообще у младшей был день рождения, Соня наступила на шарик, он лопнул. Соня говорит: болит нога, пошли в больницу — там поставили растяжение. Через месяц ребёнок лежит на кровати, не может встать — приехали врачи, поставили диагноз "компрессионный перелом позвоночника", стали брать кровь и поставили лейкоз.

Рак лечили в Липецке. Болезнь удалось победить. Но вот жить после болезни стало сложнее — например, девочку нельзя увезти лечиться на море. Курортное солнце может вызвать рецидив заболевания. В этом положении липецкий лагерь был отличным вариантом, говорит мама Сони, но, к сожалению, не сложилось.

— Когда нам стало известно, что лагерь хотят отобрать, стало грустно и обидно. Просто потому, что нас не понимают. Что деткам просто не дают побыть в этом лагере — у них ведь даже нет возможности поехать отдохнуть в обычный лагерь. Я думаю, там они нас просто не понимают, да и дай-то Бог, чтобы никогда им понять этого не пришлось — когда у твоего ребёнка рак.

Единственный раз побывать в новом лагере Соне с мамой удалось в августе, когда там организовывали первый, и, как стало понятно позже, последний праздник для детей. В конце праздника пережившие рак дети запускали в небо воздушные шарики, на одном из них восьмилетняя Соня написала своё желание — "Вернуться ещё раз".

Эпилог

К сожалению, не все участники этой истории согласились общаться с прессой. Врачи-онкологи Липецкой области заявили, что они очень сильно заняты. В администрации губернатора Липецкой области тоже не нашли времени для общения. Мы не знаем, чем закончится эта история. Но, в свою очередь, надеемся, что если не региональные, то хотя бы федеральные власти обратят на неё внимание и поставят точку в судьбе реабилитационного лагеря для тяжёлых онкобольных детей.